Начало пути. Екатерина Константиновна Б р е ш к о - Б р е ш к о в с к а я
В.М.Чернов: "Екатерина Брешковская родилась 26-го января 1844 года в Черниговской губернии, в семье помещика Константина Вериго. Отец ее был дворянин-вольнодумец старого типа: мать же, урожденная Горемыкина, отличалась чрезвычайной религиозностью. Излюбленным языком лучших дворянских семей того времени был французский, на нем говорили между собой, а на русском — с прислугой. Когда Катерина Вериго, ставшая Екатериной Константиновной Брешко-Брешковской, на склоне лет попала в Париж, она пленяла тогдашних лидеров французского социализма своим прекрасным французским языком, но языком старомодным, языком их дедов и прадедов. Не в одной французской среде «бабушка» выглядела гостем прошлого столетия.
В старости «бабушка» не раз добродушно рассказывала, каким божеским наказанием была она для своей старой няни, то, обрабатывая ее во вспышках детского гнева руками и ногами, то душа ее в своих объятиях в порывах раскаяния. И более полвека спустя нетрудно было узнать в перевалившей на седьмой десяток лет «бабушке» ту же самую бурную Катю — только на этот раз она так же своевольно, чуть не руками и ногами обрабатывала захотевший, видите ли, стать ей политической нянькой-указчицей Центральный Комитет Партии Социалистов-Революционеров.
Катя-подросток жадно слушала из материнских уст Евангелие и «Жития святых». Особенно глубоко врезалось в ее память жизнь великомученицы Варвары, пошедшей за веру на казнь. А в 1910 году корреспондент английской газеты, увидев К. Брешковскую на процессе, написал: «Эта престарелая, седая женщина, одетая в черное поношенное платье, — бабушка, как любовно зовет ее партия освобождения, — шла с достоинством и сияющим лицом, как мученица, вдохновляемая величием дела, которому она предана и которое превращает страдание в высшую радость».
Отдавши в юности щедрую дань антирелигиозным дерзновениям молодой мысли, она опять вернется к религиозным истокам, будет организовывать в Подкарпатьи школы и пансионы, в которых можно увидеть ревностных церковниц, и не будет забывать на прощанье перекрестить тех, кого любит.
Катерине Брешковской выпала на долю бурная молодость. Охваченная общим поветрием, она бросается в Петербург на курсы. Отец дрожит за будущее своей безудержной Кати и пробует приковать ее к дому: чтобы она могла осуществить мечты о служении народу, он создает для нее сельскую школу. Тут же, наготове, найдется и подходящий жених: семья будет для нее тихой пристанью.
Всё сначала идет, как по-писанному. Культурная работа в полном разгаре: вырастает школа, за ней библиотека, а там — сберегательная касса. В них работает рядом с Катериной молодой студент из соседей-помещиков, она 24 лет от роду выходит за него замуж и становится Брешковской.
Н.А.Ярошенко. "Курсистка". 1883 г.
Г.И.Успенский: " ... Вот это-то изящнейшее, не выдуманное. . . слияние девичьих и юношеских черт в одном лице, в одной фигуре, осененной не женской и не мужской, а «человеческой» мыслью, сразу освещало, осмысливало и шапочку, и плед, и книжку и превращало в новый, народившийся, небывалый и светлый образ человеческий".
В.Н.Фигнер, письмо к сестрам, Шлиссельбургская крепость, 30 января 1901 г.: "Я помнила, как в одной статье Глеб Иван[ович] Успенский восторгался картиной того же автора «Курсистка», и здесь судьба неожиданно послала ее мне в одной старой иллюстрации. Теперь она у меня, и мне все чудилось, что она напоминает кого-то знакомого..., но теперь я убедилась, что для меня в ней просто воплощается вся наша женская учащаяся молодежь со всем, что в ней есть свежего, чистого и искреннего."
Но на черниговских либералов обрушивается гнев подозрительной администрации. Старика Вериго увольняют со службы за неблагонадежность, чету Брешковских отдают под надзор полиции. Все их учреждения разгромлены, закрыты. Муж покоряется судьбе, в их браке женственно-мягкой натурой является он, а мужественное начало воплощено в ней. Катерина Брешковская отвечает на разгром культурной работы уходом в революционную работу. Мужу она предъявляет ультиматум: или идти вместе по предстоящему ей тернистому пути, или разойтись. Идти ей приходится одной. Муж остается где-то позади. Но у Катерины, кроме мужа, есть еще и ребенок. После многих бессонных ночей принесена и эта, еще более тяжкая жертва. Младенца берет на свое попечение жена брата Катерины, и он вырастает, считая свою тетку матерью, а настоящую мать — теткой...
«Хождение в народ», арест, суд и пять лет каторжных работ; выход на поселение, побег, новый арест, новый суд и опять четыре года каторжных работ. Таков был крестный путь Катерины Брешковской. Отбыв второй каторжный срок, Брешковская вышла на поселение в Селенгине, где посещение ее Кеннаном вызвало в последнем духовный переворот. Он приехал в Россию для обследования политической ссылки, склонный оправдывать царскую администрацию, вынужденную применять репрессии против террористов. После встречи с Брешковской, а затем и со многими другими ссыльными он написал книгу, которая всему миру показала ужасы политической ссылки в России и благородные образы борцов за свободу. Благодаря этой книге широко прогремело и имя Катерины Брешковской.
Е. К. Брешко-Брешковская (1844-1934)
Урожденная Вериго, Екатерина Константиновна родилась в семье здешнего помещика Вериго. Замуж выходила в Костеничи за дворянина Брешковского и свою фамилию Вериго заменила на Брешко-Брешковскую. Из родных мест она скоро выехала и с тех пор очень редко бывала здесь.
Лишь за долгие годы отсутствия неожиданно приезжала в Луговец, чтобы укрыться от преследования жандармов или на кратковременный отдых. Отдыхала в имении родственников, жила замкнуто, с местными жителями почти не встречалась, работы среди крестьян не проводила. Скрывалась иногда в Займище, что в 2-х км от Луговца у помещика Саханского П. II. Поэтому крестьяне Луговца и окрестных селений пользовались лишь теми случайными сведениями о ней, которые выходили из семьи Вериго или Саханских, куда она иногда присылала письма. Эти сведения в народе облекались в таинственные и туманные устные рассказы о ней, как о выдающейся революционерке и распространялись по всему Мглинскому уезду, несмотря на то, что имя ее здесь считалось крамольным.
Говорили, что Брешко-Брешковская непримиримый враг самодержавия, что она состоит в тайной боевой организации и участвовала в покушениях на жизнь царя, что она революционерка-мученица, пробывшая на каторге, в тюрьмах и ссылке более 30 лет, что царские репрессии не сломили ее стойкости, что она отдала свою жизнь борьбе за демократическую республику, за народную волю, за наделение крестьян землей помещиков. Поэтому в Мглинском уезде гордились ею еще до революции, а после свержения самодержавия на митингах в городе, на собраниях в деревнях ее имя славили и называли «бабушкой русской революции».
Подлинные сведения о политической деятельности Брешко-Брешковской стали известны на ее родине после Октябрьской революции. С этого времени здесь узнали, что она вступила на путь борьбы с самодержавием еще в 70-х годах прошлого столетия, в среде народников. За активную деятельность в рядах народничества Екатерина Брешко-Брешковская под вергалась тяжелым правительственным репрессиям. Жандармы обычно называли ее «стриженая», что означало одновременно и принадлежность женщины к политике. Царское правительство продержало ее на каторге, в тюрьмах и ссылке в обшей сложности около 32 лет. Тем не менее, политические взгляды Брешко-Брешковской долгое время не отличались достаточной ясностью. Так, например, ее отношение к главному вопросу того времени —аграрному — долгое время оставались неопределенным, туманным. И только после февральской революции, когда сами крестьяне явочным порядком приступили к захвату помещичьей земли, она высказалась за передачу помещичьих земель крестьянам.
«Сила крестьянского движения перед Октябрьской революцией была так велика, — писал В.И. Ленин (Сочинения. 1949 г., том 26, стр 156), – что даже Брешко-Брешковская заговорила о передаче крестьянам земли». Брешко-Брешковская одна из видных организаторов партии эсеров, входила в состав руководства этой партии и принадлежала к се правому крылу. Поддерживала все мероприятия Временного правительства, во главе которого стоял Керенский. И когда на III съезде эсеровской партии (конец мая -начало июня 1917 г) Керенского не ввели в состав ЦК, она тоже отказалась войти в состав ЦК этой партии в знак протеста. После Октябрьской революции Брешковская заняла враждебную позицию по отношению к большевикам и Советской власти. В начале 1918 года она прибыла в Самару, вступила в контакт с мятежными чехословаками и вскоре эмигрировала в США. Американские газеты восторженно приветствовали ее словами: «Добро пожаловать, бабушка». За границей она развернула еще большую активность в собирании контрреволюционных сил для борьбы с советской властью в России. Касаясь се политической деятельности, В. И. Ленин писал, что «Брешко-Брешковская и Керенский не лучше кадетов». (В.И. Ленин. Соч. 1949 г., т. 26. стр. 191).
Текст приведен по изданию: З. Е. Протченко. "Земля Мглинская - родной край". 1993 г. Брянск, Из-во Кладезь, -226 с.
Только в 1896 году попадает она, кончив все сроки каторги и ссылки, в Россию. Там всё новое. Новое время — новые люди — новые речи. Молодежь почти сплошь говорит на новом языке — на языке поспешно и не очень ладно переведенного на русский немецкого марксизма. Бабушка среди них — как выходец из другого, потонувшего мира. Но ей ведомо что-то большее, чем тезисы очередной доктрины, претендующей на безошибочность своих диагнозов и прогнозов. И, не смущаясь первыми встречами с молодежью, не дающими взаимного понимания, она спешит наверстать годы подневольного бездействия. «Шесть лет вагоны были мне квартирой, — рассказывает потом она. — Я собирала людей всюду, где могла: в крестьянских избах, в мансардах студенток, в либеральных гостиных, в речных барках, в лесах, на деревенских мельницах»...
Заграницу шли вести: бабушка витает по всей России, как святой дух революции, зовет молодежь к служению народу, крестьян и рабочих — к борьбе за свои трудовые интересы, ветеранов прошлых движений — к возврату на тернистый путь революции. «Стыдись, старик, — говорит она одному из успокоившихся, — ведь эдак ты умрешь со срамом, — не как борец, а на мягкой постели подохнешь, как изнеженный трус, подлой собачьей смертью».
Брешковская впоследствии рассказывала нам, как, поездив по Западному краю, она наткнулась на мирного кульурного деятеля — умного и осторожного провизора и бактериолога Гершуни. «Светлая голова!» — отметила она для себя. Скоро узнала, что «светлую голову», как полагается, арестовали и увезли в Москву. Ею заинтересовался Зубатов, любивший лично «поработать» над выходцами из «подпольной России» выше обычного уровня.
